Крутой склон прикрывал беглецов от колдовского свечения. Сокол, поискав в зарослях ивы, вытащил небольшую лодку. Далеко на такой не отправишься, а на другой берег съездить, или на острова ближние в самый раз. Правда, мала оказалась лодка для троих. Они разместились с большим трудом. Грести в такой тесноте не представлялось возможным, и люди отдали себя течению.
Охваченная суматохой чародейская слободка осталась позади. До поворота беглецы ещё наблюдали отблески пламени, слышали крики людей. Но крутые берега вскоре скрыли от них город.
Успел ли их преследователь понять, что добыча ускользнула, или всё ещё метался среди людей и сполохов, пытаясь достать врага? Сокол надеялся, что араб рано или поздно возьмёт их след и бросится в погоню, теряя время, столь необходимое мещёрцам, ушедшим с грузом проклятых пряностей.
Том молчал. Он был напуган. Причём, кажется, в равной степени боялся и «идущего по следу», и тех, кто помогал моряку спастись. Он бормотал молитву, путаясь в латинских словах…
Сокол правил веслом, стараясь держаться стремнины. Половинка луны, то скрываясь за облаками, то выныривая, подсвечивала путь. Пока свирепый араб сообразит, куда они делись, пока раздобудет лодку, их отнесёт уже далеко. Так что причин надрываться Сокол не видел.
– Кто тебе посоветовал обратиться ко мне? – спросил он у гасконца.
– Староста ваш торговый, Лешак, подсказал, – пояснил тот. – Ещё два дня назад, когда наших парней зарезали в Елатьме. Но я боялся обращаться к колдуну. У нас…
Он запнулся.
– У нас колдунов и ведьм топят в воде и сжигают на кострах.
– Тут твои соотечественники ничего нового не придумали, – заметил Сокол.
Том не захотел продолжать разговор. Замолчал. Запахнул поплотнее куртку и нахохлился. В эту пору по ночам ещё подмораживало. Вполне мог и снег под утро пойти. Хотя в полдень жара стояла летняя.
Пока лодка несла их вниз по Оке, Мена завернулась с головой в плащ. Затеплив там свечу, попыталась связаться с Ушаном. У неё ничего не вышло.
– Не знаю, что там с ними случилось. Но либо Ушану сейчас не до меня, либо…
Сокол махнул рукой.
– Не спеши с выводами. Попробуешь потом ещё раз.
Пристали к берегу возле Сосновки, где когда-то сражались с крысиным полчищем. До сих пор здесь виднелись следы укреплений, и даже смотровая вышка, хоть и покосилась, по-прежнему стояла возле обновлённой дороги.
Чародей припрятал лодку в кустах.
– Дорогой не пойдём, – сказал он. – В лесу ему куда труднее будет след отыскать.
– Вряд ли он так быстро поспеет сюда, – усомнилась Мена. – Думаю, у нас есть несколько часов, чтобы вздремнуть.
Не считая бессонной ночи и бегства, девушку вконец вымотала бесплодная ворожба, и она готова была уснуть прямо на берегу.
– У него лошадь, – напомнил Том. – Скакун, каких мало. Если нюх подскажет нечестивцу направление, то верхом он домчит быстро.
– Томас прав, – согласился Сокол. – Хоть сюда и нет прямой дороги, однако и крюк не велик. Давай отойдём поглубже в лес, а там и передохнём.
***
В лесу стало совсем темно. Тяжёлые ветви помогали облакам прятать луну от путников, и те пробирались, повинуясь больше чутью, нежели зрению. Шли медленно, но до рассвета отошли от реки достаточно, чтобы не опасаться внезапного нападения.
К утру вышли на небольшое болотце. Мена попросила остановиться. Сокол не стал спрашивать, кивнул, соглашаясь. Том, едва сбросив заплечный мешок, пристроил на нём голову и сразу уснул.
Мена же, хоть и устала больше других, спать не спешила. Над топью как раз начал собираться туман. Девушка задрала до колен рубаху и присела на берегу, погрузив ноги в воду.
Чародей передумал спать. Сел под деревом и стал наблюдать украдкой. Сперва ничего не происходило. Мена гоняла ногами бурую воду, а руками словно поглаживала подступающие клубы тумана. Но вот под её ладонями лохматое единство стало распадаться седыми прядями. Дымные струйки пытались разбежаться, но руки ловили их, направляя друг против друга. Пряди извивались, переплетались…
Девушка ворожила. Она словно плела из туманных нитей волшебное полотно. Глазу трудно было заметить рисунок, он возникал лишь на миг, и затем растворялся среди обычных клубов.
Солнце входило в силу. Косматое творение Мены оторвалось от воды и начало подниматься.
– Хм, – заметил Сокол, когда Мена отошла от болота. – Ты уверена, что твою тучку вынесет на Ушана?
– Наши болота проливаются дождём над Царьградом.
– Откуда ты знаешь?
Мена улыбнулась, но не ответила.
– А откуда ты знаешь, что они направились именно в Царьград?
Мена улыбнулась ещё раз. Сил на объяснения у неё не осталось.
***
Сокол поспал часа два. Сновидения, как уже повелось, не отличались смыслом. Перед глазами и после пробуждения плавали чуждые образы. Голова гудела, словно с похмелья. Сон не принёс отдыха, скорее ещё больше вымотал чародея и он был даже рад, что проснулся так рано.
Тряхнув головой, Сокол попытался уловить отголоски погони. Тревоги не ощущалось, но тот, кто преследовал их, не был простым человеком, а значит, полагаться только на чувства не стоило. Следовало больше надеяться на собственные ноги, знание леса и хитрость.
Сокол поднял товарищей.
Славное село Которово они обошли стороной. Тамошние парни могли помочь против разбойников или даже небольшой дружины, бывало, выступали и против дикой крысиной стаи. Но теперь случай особый, и Сокол старался уйти как можно дальше. Половину дня двигались беспрерывно. Перед совсем уж глухим лесом чародей, наконец, остановился. Долго прислушивался к тишине, думал…
По сути, что ему стоило просто сойтись с чужаком в поединке? Мало кто мог сравниться с Соколом в колдовском умении. Но чародей не желал такой стычки. За арабом он чувствовал правоту. Тот выполнял свой долг. За собой, понятно, Сокол правоты ощущал не меньше. Его друзья не были виновны в нарушении аравийской торговли, и спасти их от расправы он обязан.
Правда против правды. Такое случается. Но Сокол не любил, когда правду выверяют кровью. Не то чтобы ему не приходилось так поступать, но всегда без особого желания, ибо велика была возможность ошибки.
Сейчас же такая стычка казалась опасной вдвойне. Любая оплошность, любое неправедное действие, могло стать шагом в мир Кугурака. Для Сокола – шагом во тьму.
– Через чёртову дорогу пойдём, – предложил он. – Если ты плавать умеешь, а твой враг не обучен, то глупо сторониться воды. Обычный человек, или даже колдун из чужаков, может неделями здесь по кругу ходить, а всё равно не найдёт пути.
– Вот только не любят духи лесные, когда их используют, – возразила Мена. – Претит им корысть людская. Тут как бы наоборот не вышло.
Дороги как таковой не было. Через лес вела еле заметная тропа, которая часто пропадала, и только чародей мог отыскать путь по особым, ему одному известным приметам.
По сторонам слышались какие-то всхлипы, скрипы. Иногда рядом с тропой носились странные тени, в нависающих ветвях светились глаза.
Даже Сокол не всегда находил нужный путь, что уж говорить о преследователе, для которого этот лес был чужим. На то и расчёт у чародея был.
***
Ночью и самым опытным ведунам находиться на чёртовой дороге было небезопасно. К тому же с заходом солнца у Сокола начался сильный жар. Лихорадка открылась внезапно, так что чародей пошатнулся на ходу и чуть не упал.
Они остановились. Том, предварительно выяснив, что тут можно, а что нельзя, развёл небольшой костерок. Мена порылась в мешке, приготовила отвар. Но снадобье помогло товарищу мало.
– Не беспокойся, я справлюсь, – заверил Сокол, утирая со лба испарину. – По крайней мере, сегодня. Это не болезнь, не простуда. То, что отравляет мою кровь – чужая воля рвётся наружу. А тело сопротивляется. От того и жар открылся.
Он улыбнулся.
– Куда хуже будет, если тело смирится. Значит, кончилось моё время.
– Не каркай, – нахмурилась Мена. – Одного бога осилили, и с другими разберёмся.
Она легла спать, лишь убедившись, что лихорадка ослабла.
Мену разбудила неясная тревога. Приоткрыв глаза, она увидела Сокола сидящим возле костра.
Напротив чародея, убрав под себя ноги, сидело какое-то заросшее волосами существо. Его можно было бы принять за вурда, если бы не отвратительного вида харя, непохожая ни на человеческое лицо, ни на вурдово, а скорее напоминавшая звериное рыло. Сперва Мена подумала на нечисть, какая в большом числе обитает на чёртовых дорогах. Но первые же слова волосатого уродца показали, что дело обстоит куда как хуже.